Деликатесы и революция

Почему уничтожают санкционные продукты? Действительно, глупость несусветная. Зачем губить продовольствие, да еще дорогое? Отдали бы нуждающимся, таких в России много миллионов. В конце концов, отправили бы на Донбасс вместе с крупой и сахаром из стратегических запасов, порадовали бы сопротивленцев вкусненьким! Так нет, нужно сжечь. Почему, спрашивается?

Причин на самом деле две. Во-первых, нужды простых людей – последнее, что заботит нынешнюю российскую власть, и заботит лишь в той мере, в какой она хочет избежать голодного бунта.

Во-вторых, власть настолько слаба, что не в состоянии обеспечить режим ответных санкций иначе, как сжигая продукты из Европы на глазах специальных комиссий, в противном случае конфискованные продукты украдут и опять положат на прилавки магазинов. Сложившаяся в постсоветской России система государственного управления даже важные политические задачи, такие, например, как олимпийская стройка в Сочи или соблюдение продовольственных санкций, способна выполнять исключительно из-под палки, которую политкорректно называют «режимом ручного управления». Чтобы было где проводить Олимпиаду, Путин регулярно ездил на стойку и колотил чиновников по голове своей президентской палкой, иначе никак – разворовали бы все и не построили. В нормальном режиме, без начальственной палки, бюрократическая система работает не на государство и общество, а сама на себя, на личное обогащение чиновников и сросшегося с ними в коррупционном симбиозе криминального бизнеса.

Слабость государства, в котором аппарат управления не выполняет присущие ему функции, является существенным признаком революционной ситуации. Другой такой признак – непреодолимый политический антагонизм между властью и обществом, когда «низы» не хотят жить по-старому, а «верхи» не могут править по-новому, ибо это противно самой их, этих «верхов», природе. Господствующая в «демократической» России «элита» образовалась в результате разграбления государственного имущества и является преступной от рождения, не воровать просто не может. Люди это видят, и им это, естественно, не нравится, отсюда и антагонизм.

Политическая нелегитимность права собственности на средства производства в свою очередь делает невозможным развитие экономики. Предприниматели не инвестируют прибыль в производство, а выводят ее за границу потому, что чувствуют, что в любой момент могут лишиться приобретенного неправедным путем. Народ никогда не признает право вора владеть и пользоваться украденным имуществом, и надеяться на обратное, на «необратимость итогов приватизации» просто глупо. Бизнес по своей природе аморален, но не глуп, поэтому предприниматели мародерничают вместо того, чтобы развивать экономику, и ничего поделать с этим нельзя – отсюда экономическая стагнация.

Еще одно слагаемое революционного взрыва заключается в имущественном расслоении общества, при котором доходы 10 0% самых богатых превышают в России доходы 10% самых бедных где-то раз в пятьдесят. В науке социальный коллапс считается неизбежным уже при десятикратном разрыве, так что запас социальной взрывчатки у нас накоплен чрезмерный.

Но и это не все. К социальному антагонизму добавляется антагонизм национальный, порожденный тем, что в результате «демократических преобразований» и «коренных реформ» основную собственность, а с нею и власть в стране захватили инородцы, проводящие политику дискриминации государствообразующего русского народа. По этой причине социальное недовольство усугубляется национальным возмущением, и грядущая социальная революция одновременно будет иметь признаки национально-освободительной.

Таким образом, налицо национальное и социальное противостояние народа и власти, экономическая стагнация и паралич управления, т.е. все признаки революционной ситуации. Революционной ситуация является потому, что собственно политический способ преодоления накопившихся в обществе противоречий парламентским путем, прописанный в Конституции, в Российской Федерации блокирован пошлой имитацией партийно-политической жизни. Правящая «элита» намерена господствовать вечно, из-за чего революционное насилие со стороны недовольных «низов» становится неизбежным.

Именно революционную ситуацию в стране пытается «стабилизировать», т.е. заморозить Путин. Дело это неблагодарное и опасное для российской государственности, потому что действующая система постоянно воспроизводит внутри себя противоречия в выше перечисленных областях, и иначе она функционировать не может, ибо такова ее генетическая сущность. Соответственно, в обществе нарастает напряжение, которое неизбежно выльется в революционный взрыв, и чем дольше длится «стабилизация», тем больший накапливается заряд национально-социальной взрывчатки, тем сильнее будет взрыв.

В этом состоит принципиальное отличие путинской стабилизации от исторических прецедентов. Сам по себе стабилизационный этап представляет собой логическое завершение всякой революции, на котором после разрушения старого строя закрепляются революционные преобразования в общественных отношениях.

Так, в Великой буржуазной революции во Франции феодальную монархию сокрушили революционеры-якобинцы, капиталистическую систему создали буржуа-жирондисты и Директория, а упрочил ее диктатор Наполеон, решительно расстреливавший как ура-революционеров, так и реакицонеров-роялистов. Февральская революция 17-го года в России окончилась неудачно, когда Временное правительство не смогло стабилизировать буржуазно-демократическую систему после свержения монархии. Великая октябрьская социалистическая революция прошла все стадии: уничтожение власти «помещиков и капиталистов» силами анархистов с эсерами и прочих левых погромщиков; создание социалистической системы большевиками-ленинцами; стабилизация новой системы диктатором Сталиным, с равным энтузиазмом давившего как «левых уклонистов» с их потугами сделать революционное разрушение «перманентным», так и «правых уклонистов», ратовавших за частичную реставрацию капиталистических отношений.

Система, стабилизированная Наполеоном на Западе, только сейчас начинает разрушаться из-за вырождения капитализма из производственной в преимущественно финансовую, сугубо паразитическую форму. Система, стабилизированная Сталиным, продержалась 70 лет перед тем как рухнуть под гнетом внутренних противоречий, заложенных в нее изначально. Причина их относительной устойчивости одна – капиталистическая (на производительной стадии) и советская социалистическая системы обеспечивали развитие на большинстве направлений жизнедеятельности социума, т.е. отвечали требованиям эволюции.

Современная российская система таким свойством не обладает, страна стремительно деградирует несмотря на сверхблагоприятную до последнего времени внешнеэкономическую конъюктуру, поэтому система обречена. Попытки манипулировать массовым сознанием через СМИ могут лишь затянуть агонию режима, но никак не спасти порочный строй.

Так что живем мы на вулкане, и то, что он пока спит, вовсе не гарантирует от извержения в любой момент. Внешнее спокойствие, высокий рейтинг «национального лидера» и оптимистические прогнозы социологов ни о чем не говорят – у Николая II в январе 1917 года рейтинг был всяко выше нынешнего путинского, а Ленин тогда же сетовал соратникам, что их поколению революции в России не дождаться…

Революция происходит не потому, что кто-то ее «совершает» по своему субъективному желанию. Революция происходит тогда, когда общество перестает прогрессировать, топчется на месте, аккумулируя напряженность, или, еще хуже, как сейчас в России, пятится назад. Движение вспять противно природе, которая перестраивает регрессирующую систему по своим законам развития.

Насильственная перестройка называется революцией и от человеческой воли не зависит. Это системный социальный феномен, а собственно человеческий фактор в революции сводится к тому, чтобы, как говорил Бисмарк, вовремя углядеть ход истории и успеть ухватиться за ее фалды. Что мы в партии и стараемся делать.

Александр Никитин

Секретарь ЦПС ПЗРК «РУСЬ»