Уникальная судьба

Виктор Викторович Мосин.

Уникальная судьба простого русского человека.

Ставропольские соратники познакомили нас с Виктором Мосиным, уникальная судьба и уникальная миссия которого особенно резонансно прозвучали из его собственных уст в столичном офисе партии, в относительно мирной и благополучной Москве. Масштаб личности, проявляющийся в наши дни в специфической среде Северного Кавказа, произвел на нас глубокое впечатление, и мы решили, что история Мосина имеет идейно-политическое значение, которое должен прочувствовать каждый русский человек.

Очерк о Мосине и его подвиге помещен на сайте http://www.vlast4.ru/arhiv.htm , и мы воспроизводим этот текст без изменений.

ЖИВОЙ ХРАМ

■  Автор Ирина Щербакова

После чеченских войн от него остались полуразрушенные стены и пробитый пулями купол с крестом, а вместо крыши лишь перекладины по кругу, будто спускающиеся с неба лучи солнца. Послушник Виктор Мосин видит свою миссию на этой земле в том, чтобы просто охранять храм станицы Ассиновской от поругания и вандализма. Ведь восстанавливать храм некому и не для кого.

Из благодати на руины

Наверное, кому-то покажется странным поступок человека, который, увидев по телевизору находящиеся в бедственном положении православные храмы Чечни, оставит благоустроенный Серафимо-Дивеевский монастырь в спокойной Нижегородской епархии, соберет вещи и уедет туда, где, на его взгляд, он принесет гораздо больше пользы. Именно так поступил Виктор Мосин. С этим человеком мы познакомились случайно. Он сопровождал двоих казачат-сирот из станицы Наурской Чеченской Республики в Братство во имя Святителя Филарета Московского при храме Всех Святых, которое подарило Наденьке и Володе Усачевым путевки в детский православный лагерь на берегу Оки. И они коротали время до отправления автобуса на Москву.

– Я был в послушании в монастыре уже несколько лет, – вспоминал Виктор. – В Дивеево настоящая благодать, но меня всегда тянуло туда, где трудно – видно, характер такой. Однажды по телевизору увидел репортаж из Чечни. Показывали Наурский район после окончания войны, и я понял, что там буду гораздо нужнее.

Семь лет Мосин жил в станице Наурской. По словам атамана Терско-Сунженского казачьего округа Анатолия Михайловича Черкашина, он помогал обустраивать храм, протягивал руку помощи всем нуждающимся, занимался вместе с казаками установкой креста – памятника героическим терским казачкам. Он часто заезжал в Ассиновскую, где после войны сохранились стены местного храма и купол с крестом. Внутрь здания падал снег, лил дождь, но не это было самым страшным.

– Он стоял никому не нужный, загаженный, как какой-то коровник, – с горечью рассказывает Виктор. – Здесь жили бродячие собаки и лежали навозные кучи. Я пришел в ужас от такого его состояния. Собрал человек восемь местных православных жителей, и мы немного прибрали. Потом периодически я приезжал, чтобы поддерживать относительный порядок, а когда возвращался, то все было разгромлено местной шпаной. Представляете, в храме костер разожгли! Алтарную стену матом исписали!

Молитвы под деревянными лучами

Однако допустить издевательства над все еще живым храмом истинный христианин Мосин не мог. Он обратился к главе Сунженского района, и ему выделили 50 тысяч рублей.

– Купил металл, доски, гвозди, закрыл все окна и двери, сделал забор из сетки-рабицы, повесил замок на ворота, – рассказывает Виктор. – Небольшое помещение рядом с церковью я оборудовал под жилье, провел туда свет, воду, газ и теперь живу там постоянно.

Он все лето расчищал местное кладбище, оно огромное, на несколько тысяч захоронений. Расчистил аллею. Случайно нашел и обиходил разрушившуюся, времен Великой Отечественной войны, могилу Антонины Ефимовой – зам.командира эскадрильи 46-го Таманского Гвардейского авиационного женского полка. Помните, «ночные ведьмы»?

– А недавно был праздник, я убирал в храме с водой, с веничком. Правда, сейчас уже никто не приходит мне помогать, – продолжает Мосин. – В Наурской есть казаки, а здесь из православных верующих всего лишь несколько старух, которые ездят на службу в Ингушетию. А ведь еще сравнительно недавно огромная была станица, жили десять тысяч одних русских. Основана казаками и названа по имени реки Ассы.

Иконы, которые раньше находились в храме Святителя Николая Чудотворца, не сохранились. Мосин поставил несколько своих и по воскресеньям читает молитвы прямо под расстрелянным войной куполом, обрамленным деревянными лучами, между которыми видно небо и солнце.

Смысл его жизни в том, чтобы охранять эти святые полуразрушенные стены. Долго ли? На этот вопрос нет ответа, потому что приводить их в порядок некому и не для кого. Хотя местные чеченцы, встречая Виктора, живо интересуются: «Ну что, когда вы храм будете восстанавливать?». Вот и получается, что, с одной стороны, местная власть, хоть немного, но помогла, население вроде бы тоже не воюет, а с другой – вредят местные хулиганы.

– Здесь от них все плачут, – утверждает послушник. – В общем, жители нормально относятся, правда, считают, что мы русские – дурачки какие-то, и никакого Иисуса Христа нет.

«Это дядя Витя, но он – мой папа...»

Так ответила мне семилетняя Наденька на вопрос: «А кто это?». А в это время Виктор рассказал мне историю семьи, с которой познакомился, когда еще жил в Наурской. Это было пять лет назад...

Пожилая казачка Надежда Усачева сильно заболела и хотела отдать в приют двоих своих внучат, оставшихся без родителей. Виктор Мосин, узнав об этом, пришел к ней с просьбой:

– Не надо их отдавать. Давай лучше мне. Они при церкви жить будут, я их буду воспитывать, кормить...

Бабушка задумалась и решила не расставаться с внуками, вскоре оформила документы на опекунство, стала получать пенсию, а Виктора попросила стать крестным отцом маленькой Наденьки. Он помогал семье, чем мог, по праздникам приезжал с подарками. Но однажды ему позвонили и сообщили, что Усачева-старшая умерла, а детей все-таки отправили в приют, который находится в Надтеречном районе в 50 километрах от Наура.

– Это очень знаменитый приют – там и питание хорошее, и воспитание, – утверждает Виктор. – Я стал ездить туда, проведывал их, привезу что-нибудь вкусненькое – они радуются. Сейчас Надюшке семь лет, а Володе уже десять. Недавно я обратился в Братство во имя Святителя Филарета Московского при храме Всех Святых, и они бесплатно предоставили детишкам путевки в летний лагерь отдыха, который находится на берегу Оки в селе Кузьминском Рязанской области, в семи километрах от Иоанно-Богословского монастыря и в трех километрах от родины Сергея Есенина села Константиново. Представляете?

В его глазах светится неподдельная радость за то, что все-таки есть на земле еще добрые люди. По дороге в Ставрополь он успел заработать немного денег, сложив колодец какой-то женщине, но их все равно было маловато на билеты для троих. Он убежал к кассам, ненадолго прервав нашу беседу, но уже через несколько минут вернулся со счастливой улыбкой: «Дорога только началась, а Бог уже нам помогает!». Оказывается, узнав историю казачат, руководство транспортной фирмы предоставило детям места до Москвы.

Виктору придется остаться в лагере вместе с детьми, и он говорит, что будет рад, если в монастыре для него найдется работа.

Они уехали, а я еще долго была под впечатлением от этого необыкновенного знакомства с обычным человеком, каждый шаг которого оставляет яркий след на грешной нашей земле. Возможно, он в чем-то показался чудным, но именно такие чудаки оставляют о себе теплые воспоминания на дни, годы. А может – и на века.

P.S. Во время нашего трехчасового разговора Виктор Мосин очень часто сбивался и начинал вдруг рассказывать об иконе новомученика Евгения, которую называют «Воин в красном», о том, как пятнадцать лет назад боевики отрезали голову русскому парню, потому что он отказался снять православный крестик, не захотел отречься от веры и перейти на сторону боевиков. Я несколько раз пыталась прервать его и вернуться к нашей теме, но каждый раз мой новый знакомый говорил: «Подожди, это же все связано». И вновь возвращался к тому, как мать погибшего солдата продала квартиру и выкупила обезглавленное тело у полевого командира Хойхороева, как собрала еще денег и выкупила голову. Она похоронила сына на родине, собрав по кусочкам его останки, которые бандиты разбросали по чеченской земле, боясь возмездия свыше. Ведь, по их поверьям, чтобы убитый не пришел к убийце, голова должна находиться отдельно от туловища. Дикое поверье... Впрочем, как и сама эта война...

– На месте гибели воина Евгения Родионова в Бамуте стоял деревянный крест, – торопливо говорит Виктор, будто боится, что я снова его прерву. – Мы ездим туда молиться – это то место, где мать нашла его тело. Недавно обнаружил, что крест наклонился, оказалось – подгнил. Я подложил его кирпичами, думаю, надо что-то делать, получил благословение священника, стал собирать деньги, Братство во имя Святителя Филарета Московского тоже прислало. Купил металл, сварочный аппарат. И мы поставили большой металлический крест.

Я уже не переспрашиваю «Кто это, мы?», а просто внимательно слушаю. Виктор торопится успеть – до отправления автобуса остается всего 15 минут.

– Меня с крестом в это место один чечен довез на тракторе, потому что одному не поднять. Ну а дальше еще метров 50 я уже сам тащил и устанавливал...

...Это невероятно, но написано порядка 160 разных икон воина Евгения, как Николая Чудотворца! И не случайно его крестик на веревочке хранится в храме этого святого на Большой Ордынке. Уже снят фильм, обязательно посмотрите! А художник Максим Фаюстов написал картину!

На прощание Виктор подарил мне маленькую иконку. На ней современный солдат в камуфляже и красной накидке с крестом в руке. «Знаешь такую икону?» – спросил он, испытующе глядя на меня. Да, теперь я знаю – у этой иконы лицо Евгения Родионова – девятнадцатилетнего мальчика из Подольска.